«Сын приснился мне живой и сказал, что вернeтся»

Евгений Галкин принимал участие в первой чеченской кампании, был пленён, его местонахождение до сих пор неизвестно. Все эти годы мать парня требовала от властей найти её сына, но следствие отказывало в возбуждении уголовного дела. Несколько недель назад женщина обратилась с заявлением в прокуратуру Чечни, и дело сдвинулось с мёртвой точки.

— В ходе проверки материалов дела были выявлены нарушения, — пояснили в пресс-службе Чеченской Республики, — не были опрошены очевидцы, командир части, в которой служил Галкин, и сослуживцы последнего. Незаконное решение следователя об отказе в возбуждении дела отменено, материал направлен руководителю СУ СК РФ по Чеченской Республике.

Пошёл служить по контракту, чтобы помочь родителям

Мария Александровна до сих пор надеется увидеть Женю живым.

— Женя работал у нас в селе трактористом, — рассказала Мария Александровна. — Пытался найти другую работу, хотел помогать нам с отцом. Вот и решил пойти служить по контракту. Мы узнали об этом после того, как он оформил все документы в военкомате.

Родители до последнего отговаривали Евгения. В 90-е годы бардак в стране царил во всех сферах, а уж в армии и подавно. 

— Я умоляла его отказаться, — устало вздыхает 72-летняя женщина, — ведь шла чеченская война. Мы с отцом как знали, что его туда направят. В то время всех без разбору туда отсылали. Но Женечка, несмотря ни на что, 15 мая 1995 года уехал служить в войсковую часть 22033 в Твери. Он присылал нам оттуда письма. В первом сообщил, что их на вертолёте закинули в тайгу, где они строят полигон.

В марте 1996 года из части пришло письмо о том, что Евгений пропал. Родители были в шоке — как из воинской части в Твери контрактник может исчезнуть?! А потом они узнали правду. Их сын подписал контракт, в котором добровольно согласился поехать в Чечню. 

— Военком сказал, Женя знал, на что шёл. Он сразу подписал контракт на Чечню, — вспоминает Мария Александровна. — А письма мы получали из части, так как сначала вся почта шла туда, а потом к нам. В конце июня 1996 года пришло письмо от Жени. Он написал нам, что находится в плену у Джохара Дудаева, и просил приехать за ним. Это письмо, к сожалению, не сохранилось. Я, не раздумывая, собралась и по­ехала в Чечню искать сына. Когда приехала в Ханкалу, мне рассказали, что Евгений 8 марта 1996 года стоял на 15-м блокпосте в Шалинском районе. Ночью туда пришли боевики и захватили всех наших. Но где сын мог находиться, никто не знает. Ему оставалось менее месяца до конца контракта. 

«Мы хотели выкупить сыновей»

В Ханкале Мария Галкина познакомилась с Татьяной Мигачевой (имя и фамилия изменены) из Становлянского района, сын которой пропал в тот же день и в том же месте, что и Евгений. Женщины решили действовать вместе.

— Как только мы приехали в часть в Ханкалу, нам командир заявил: «Ну зачем вы сюда едете. Знаете, сколько у нас тут таких матерей пропало?», — продолжает Мария Галкина. — Но как может мать бросить ребёнка в беде?! Нам посоветовали съездить в Грозный, на федеральный блокпост. Мол, там вас сведут с чеченским посредником.

Им дали человека и машину. Водитель высадил их у места встречи с посредником и уехал.

— К нам вышел бородатый чеченец и попросил, чтобы мы написали фамилии сыновей и напротив поставили «К» или «С», то есть указали, контрактник или срочник. Мы с Татьяной хотели схитрить и указать, что наши сыновья срочники, потому что слышали, что боевики ненавидят контрактников. Да и выкуп за них просят не 50 тысяч, как за срочника, а 100. Но в последний момент написали как есть. Посредник достал огромный список, где были имена и даты рождения, стал сверять с нашим. Он подтвердил, что наши сыновья в плену, но отказался говорить, где их найти. 

Выкупить сыновей женщинам не дали, хотя шанс был. В первую кампанию боевики могли вернуть пленного матери.

— Но это сильно зависело, к кому в плен попадёшь и какие у них потери были. Срочников могли отпустить домой бесплатно. Как противников боевиков за это даже уважали, — рассказал один из участников первой чеченской. — Но с контрактниками не церемонились, ведь они туда приехали за деньгами.

«Ясновидящая сказала, что сын жив и вернётся»

Женщины вернулись в Ханкалу. Ходили в город, расспрашивали местных, показывали фотографии. А однажды Татьяне Мигачевой кто-то рассказал о месте, где боевики могут держать пленных 

— Я ей сказала, что пойду с ней, но Таня отказалась, — вспоминает Мария Александровна. Её не было сутки. Как только она вернулась в часть, я бегом к ней. А меня другие женщины не пустили, говорили, что ей надо отдохнуть. Только потом я узнала, что она просто не могла разговаривать. Татьяна вернулась от боевиков еле живая, её всю ночь избивали и насиловали.

Мария Галкина вернулась в родное село. Женщина обращалась в прокуратуру, в Минобороны, администрацию президента, в передачи «Жди меня» и «Взгляд». 

— Однажды Любимов в передаче «Взгляд» зачитывал списки ребят, которые были в плену, — рассказала Мария Александровна, — и он назвал имя Женечки, сказав, что он живой, но я не смогла связаться с сыном, информацию проверить не получилось. После этого мы ездили к ясновидящей. Та заверила, что Женя жив и вернётся.

Потом нам удалось узнать, что ещё один липчанин был на том посту и тоже попал в плен, но сбежал. Мы нашли его адрес, поехали, но дома не застали. По словам его матери, он ушёл из дома и скрывался ото всех. Как потом выяснилось, неспроста. Он и ещё один парень предали наших ребят взамен на свободу. Татьяна Мигачева после долгих поисков нашла своего сына в морге в Ростове-на-Дону, туда свозили тела погибших в Чечне. А вот что с Женей, до сих пор неизвестно. 

«На 15-м блокпосте Галкин не числился и не пропадал»

То, что Евгения Галкина нет в списках погибших, подтверждают не только данные Центра гражданского содействия розыску пропавших без вести (ЦГСР) на Северном Кавказе, но и данные штаба южного военного округа. В документах говорится, что Евгений Галкин пропал 8 марта 1996 года в Шалинском районе. Эти же данные с небольшим дополнением указаны и в списках пропавших без вести в Чечне, которые были составлены по итогам работы комиссии Госдумы и по спискам, предъявленным федеральной стороной на переговорах в Назрани, когда российские власти пытались договориться с боевиками о судьбе военнопленных.

«Галкин Евгений Анатольевич, рядовой, в/ч 22033, 166-я отдельная мотострелковая бригада.» Из части 22033 в Тверской области в начале февраля 1995 года 166-я отдельная мотострелковая бригада была переброшена в Чечню и вошла в состав группы «Север». Пропал без вести 8 марта в Шалинском районе, населённый пункт Мексер-Юрт».

Однако, по данным прокуратуры Чеченской Республики, дата пропажи Евгений Галкин другая.

— В ходе проверки установлено, что Галкин в 1996 году служил механиком-водителем в одной из войсковых частей в Шалинском районе, — пояснили в пресс-службе прокуратуры Чеченской Республики. — 25 мая был похищен участниками незаконных вооружённых формирований. С тех пор местонахождение Галкина неизвестно.

Да и с 15-м блокпостом, который боевики захватили 8 марта 1996 года, не все ясно. Нам удалось разыскать первого командира 166-й бригады Андрея (фамилии живых участников первой чеченской компании называть не принято. — Прим. ред.), который пояснил, что солдата Галкина там не было.

— Галкин не из моей роты, — пояснил Андрей. — Он, возможно, и был приписан к блоку, но его там не было, и он там не пропадал.

И если для обычных людей эта путаница кажется невероятной, то военные её легко объясняют. 

— То, что командир блокпоста не знал солдата, который по документам числился в его бригаде, вполне возможно, — пояснил военнослужащий запаса Игорь Сергеевич. — Военнослужащих с одной части командируют на объект, но группу могут разбить на несколько частей. Одна бригада была на блокпосте, а другая могла вести наблюдение за постом на расстоянии. Что же касается даты пропажи — могла произойти путаница с документами. Все данные о потерях личного состава передаются в зашифрованном виде, затем уже переводятся и оформляются в виде доклада. Можно предположить, что один из листов затерялся и попал в другой доклад. 

По словам Игоря Сергеевича, выяснить, что же на самом деле произошло с Евгением Галкиным спустя столько лет, сложно, но возможно. Все будет зависеть работы следствия. Мария Галкина верит, что ещё сможет увидеть своего сына живым. Ведь сердце матери не обманешь.

— В этот Новый год у Николая Угодника я попросила, чтобы он мне дал знак, жив ли мой сыночек или нет, — рассказала Мария Александровна. — Я загадала, что, если он живой, пусть мне приснится. И в новогоднюю ночь увидела Женечку живым, он мне говорил, что скоро вернётся. А ведь за эти 18 лет он ни разу не приходил ко мне во сне. Я до сих пор каждый вечер молюсь о его здравии. Мне даже наш батюшка, сказал: коль сама его мёртвым не видела, за упокой поминать нельзя — грех.

Блокпост пропили?

Сам момент взятия 15-го блокпоста боевиками 8 марта 1996 года вызывает много вопросов. 

— О том, что блокпост № 15 у Мескер-Юрта уничтожен, стало известно ближе к обеду 8 марта, — рассказал один из участников первой чеченской компании. — Операцию решили перенести на утро, чтобы провести её при свете дня. Прибывшие на место были шокированы. Все землянки и вагончики сожжены, пропал танк Т-80 и один или два бронетранспортёра, ещё три БМП, три или четыре штуки были взорваны. Боевикам досталась радиостанция с кодирующим устройством и всеми ключами. В момент нападения на блоке находилось 38 солдат и офицеров, все они пропали. Следов боя не наблюдалось, ни крови, ни трупов, ни гильз.

Как вспоминал один из срочников, которому удалось бежать из плена, их взяли спящими около 4 часов утра. А накануне они получили приказ сдать оружие, поэтому сопротивляться им было нечем. Этот блокпост мешал боевикам, стоял на дороге, по которой к бандитам поступало оружие. Ликвидировать блокпост командование не имело права, и ветераны той кампании предполагают, что всё было устроено так, чтобы боевики захватили блокпост. Среди солдат ходило много разговоров, что блокпост продали за 6 тысяч долларов.