«Как же хотелось хлеба...»

Дети войны — поколение людей, чье детство пришлось на тяжелые годы Великой Отечественной войны. Они не были на поле боя, но также испытали на себе все ужасы и лишения военного времени. Их воспоминания менее четкие, но более горькие. Это дети, у которых отобрали детство, дети, которым сейчас уже по 80 лет, но они еще помнят... «Житье» накануне 9 Мая приводит истории эти людей. История, присланная в редакцию, была без подписи, но она никого не оставит равнодушным. 

— Мне было четыре года, когда Гитлер без предупреждения начал войну с СССР. В начале войны, несмотря на ожесточенное сопротивление нашей армии, фашисты захватывали все больше нашей родной земли. В правительстве приняли решение об эвакуации гражданского населения в отдаленные от военных действий районы. Мы жили на Украине. Отца сразу призвали на фронт. Меня вместе с мамой, бабушкой, тетей и шестилетней сестричкой перевезли в поселок у Сталинграда. Остался один дедушка — он лечил больных в госпитале. Но долго помогать изнывающим от боли солдатам ему не удалось — при первом же наступлении немцы убили его. Отец с войны так и не вернулся. По сей день я не знаю, где он захоронен, хотя неоднократно делал запросы в разные ведомства. 

При эвакуации на наш железнодорожный состав напали фашисты и начали бомбить. В меня попало два осколка — один в правое плечо, а другой прочертил канавку на макушке. С той поры я могу писать и есть только левой рукой. 

В поселке нас поселили в маленькой комнате. Спали на полу, где была постелена солома. Голод, зима, жуткий мороз. В спешке мы не взяли с собой ничего, даже элементарной одежды и обуви. Однажды голод достиг такой степени, что невозможно было спать, сознание путалось. 

Во второй половине дома располагалась большая русская печь. Хозяева дома пекли в ней хлеб. Его ароматный запах разносился по всему дому. Помню, как у меня засосало под ложечкой от голода — мы уже давно не ели свежего хлеба. Взрослые в этот момент были на обязательных работах. Я захотел выйти во двор, открыл дверь из комнаты в коридор и мне открылась картина, которую я запомнил на всю жизнь. На стеллаже дымились свежеиспеченные, еще горячие буханки хлеба. В этот же момент в пекарню входит полный, розовощекий мужчина — работник пекарни, берет хлеб, нож со стола, прикладывает буханку к своей груди и режет хлеб напополам. Одну половинку он положил на стол, а другую начал есть. С таким удовольствием, что я невольно сглотнул. С хлебом в руке он ушел. Я стоял на месте и не мог пошевелиться, свести взгляд со стеллажа. Голод все больше мучил меня. Не удержавшись, я подошел к столу и взял эту половинку, хотел уже укусить, как в дом зашел этот же человек. Увидев меня, он закричал и вырвал хлеб у меня из рук, дал пинка и затолкал в нашу комнату. От боли и обиды я прижался к соломе и долго плакал. Я тогда не понимал, почему мой слабый здоровьем отец воюет на фронте, защищает свою родину от врагов и толком даже не ест, а этот здоровяк сидит здесь, печет хлеб, ест его и не испытывает ни в чем нужды. Тогда хлеб для меня казался чем-то воплощающим достаток. Даже сейчас, если дома нет хлеба, я не могу уснуть и в любую погоду отправлюсь за буханкой. 

Когда фашисты приближались к Сталинграду, нас эвакуировали в Ташкент. Не помню в какой момент, я упал в голодный обморок. Очутился уже в военном госпитале. Моя мама работала там, поэтому всегда находилась рядом со мной, чему я был очень рад. В госпитале было много солдат и офицеров, которых ранили на поле боя. Я кое-как приходил в себя, отчасти благодаря бойцам. Каждый из них отливал мне по ложке из своей тарелки, чтобы я побольше ел и скорее поправлялся. Это были такие крохи, но, возможно, именно они спасли мне жизнь! Я никогда не забывал всех солдат, с таким трепетом делившихся со мной едой.